Запись 228.
Рубрика 3.
(По рубрикатору) 2. Дети: читатели и авторы; 1. Многоязычие с детства.
Обучаем, не приходя в сознание?
В ранний период жизни человека, когда он осваивает речь и начинает ориентироваться в окружающем, действительность открывается малышу на том языке, на котором говорят родители, на котором к ребёнку обращаются близкие ему взрослые.

Вы говорите ребенку – “часы”. Он начинает поиски и находит часы.

Это пример из известной работы Л.С.Выготского „Игра и ее роль в психическом развитии ребенка“.
Овладение речью и открытие человеческого мира сливаются в нерасчленимый процесс и происходят неосознанно и естественно. Поэтому малыш долго не замечает слов, которые слышит и которые сам произносит. Он не отличает предметы от слов, которые являются названиями этих предметов: для него слово „часы“ и сами часы (вещь) – одно и то же. Ребёнок воспринимает звучание слова „часы“ как свойство часов, неотделимое от других свойств этой вещи. „Это, по-видимому, явление, присущее всякому примитивному языковому сознанию“, – замечает Л.С.Выготский в той же работе.

Как вы считаете, не примитивно ли языковое сознание тех методистов, которые составляют буквари и азбуки, рекомендующие учить детей чтению на примере таких „слов“:
– Ау! (крик в лесу),
– Уа! (плач малявки),
– Ам-ам! (поедание пищи?),
– Ме! Бе! Га-га-га! И-го-го! Ку-ка-реку! И-а! И-а! (возгласы животных).

Ваше мнение?

Спасибо.

Запись 226.
Рубрика 3.
(По рубрикатору) 2. Дети: читатели и авторы.
Не хвастовство, а откровенная реклама.

Но бескорыстная.

Запись 226.
Рубрика 3.
(По рубрикатору) 2. Дети: читатели и авторы; 1. Многоязычие с детства.
Что мы слышим языком?
Вспомнил эпизод, о котором, кажется, когда-то рассказывал в ЖЖ.
Перед маленькими американцами из русскоязычных семей я впервые выступал в 1991 году в Бостоне. Дети ничем не отличались от московских: слушая стихи, смеялись там, где я и ожидал, отгадывали мои загадки, охотно включались в речевые игры. Всё шло удачно, пока я не рассказал своё шуточное стихотворение о мистере Квакли и мистере Крякли:

Мистер Квакли, эсквайр?,
проживал за сараем,
он в кадушке обедал и спал.
Мистер Крякли, эсквайр??,
погулял за сараем,
и с тех пор мистер Квакли пропал.

Тут неожиданно наступила тишина, а потом чей-то голосок произнёс с ужасом:
– Так что, лягушка съела утку?

Откуда такой вопрос?
Стали разбираться – и дети, и взрослые. И поняли. В русских сказках и детских песенках лягушка говорит „ква-ква“, а утка „кря-кря“. Так и слышат их крики дети и взрослые – носители русского языка. Но мои бостонские слушатели воспитывались на американских сказках и песенках. А по-английски квакает не лягушка, а утка:
– Квэк-квэк! Quack-quack (kw?k-kw?k)!
Лягушка же по-английски почти крякает:
– Кроук-кроук! Croak-croak (kr?uk-kr?uk)!

Кстати сказать, позже, когда якобы-английскую книгу „Глупая лошадь“ перевели – обратно! – с русского на английский (см.: Silly Horse / Translated by Tatiana Zunshine & Tanya Wolfson. – Columbus, OH: Pumpkin House, Ltd., 2005), оказалось, что для английского уха мистер Квакли – это mr. Croakley, а мистер Крякли – mr. Quackley.

О том, что утки – талантливые полиглоты, писал когда-то Лев Успенский в своём в знаменитом «Слове о словах» (http://lib.rus.ec/b/57920/read):

Думается, мы, русские, правильно считаем, что эта полезная птица крякает, произнося совершенно ясно: “кря-кря”.
Но, по мнению французов, утиное кряканье надо передавать иначе: “куэн-куэн”.
Румыны изображают крик утки опять-таки по-своему: “мак-мак-мак”. А датчане полагают, что их утки ясно выговаривают: “раб-раб-раб”…

Дальше писатель замечает:

Еще любопытнее получается с петухом. Уж это ли не знаменитый солист среди птиц? Кажется, кто может не понять, что он ясно и громко возглашает свое несомненное, членораздельное “ку-ка-ре-ку”?
А вот подите же! Французам в его крике слышится несколько иное сочетание звуков: “кокорико”; а петухи британских островов, по уверениям их хозяев-англичан, распевают нечто на наш слух совсем уж неправдоподобное: “кок-э-дудль-ду”.

В самом деле, как в крике петуха можно услышать „cock-a-doodle-do“ (,k?k?du:dl?du:)?

Но вернёмся в Бостон. Выяснилось, что мои бостонские слушатели не улавливают рычания собаки в строчках Эммы Мошковской:

– Пррремирррованный бульдог…
Вырррывает поводок.

Как же так? Здесь же ясно слышно:
– Ррррррррр!

Видимо, для маленьких бостонцев русский был иностранным. Когда они изобразили для меня, как рычат собаки в США, я услышал что-то вроде гортанного:
– Гггггггггггг!

А как собака рычит на английском?
Как обозначается собачье рычание на письме и как передаётся в транскрипции?
И ещё интересно бы узнать, как на разных языках обозначаются на письме и как передаются в транскрипции –
– хpап (хррр)?
– жужжанье жука (жжжж)?
– хрюканье (хрю-хрю)?
– стук (тук-тук)?
– воробьиное чириканье (чирик-чирик или чик-чирик)?

Спасибо!